И тут взгляд ее упал на Хоннинскрю. Все его былые сомнения исчезли, и сейчас в глазах Великана горело страстное желание. Линден ухватилась за него как за соломинку — ей так нужна была хоть пара минут, чтобы собраться с мыслями. Стараясь не смотреть на Инфелис, она сказала как можно спокойнее:

— Я здесь впервые. Пусть сначала говорит капитан. — И с громадным облегчением ощутила, как взгляд Инфелис обратился к Великану.

— Что ж, говори ты, Гримманд Хоннинскрю.

Первая окаменела, словно до сих пор не могла поверить, что ему ничего не грозит. И все же она не могла не кивнуть ему, разрешая говорить. Взгляд Мечтателя подернулся дымкой, словно его посетило некое видение.

Глаза Хоннинскрю сверкнули надеждой из-под щетинистых бровей, и он сделал шаг вперед. Затем откашлялся, приосанился и сказал сиплым от волнения басом:

— Ты оказываешь мне великую честь. Но прошу я не за себя, а за своего брата — Морского Мечтателя.

Мечтатель встрепенулся и теперь неотрывно смотрел на Хоннинскрю.

— Его беда вам известна: Глаз Земли сразил его до немоты ужасным видением. И тот же Глаз Земли ведет нас в нашем Поиске. Я прошу вернуть ему утраченный дар речи, чтобы он мог стать нам лучшим проводником, чем до сих пор. И еще потому, что это облегчит его извечную боль.

Он замолчал, хотя было видно, что ему очень хочется добавить пару разъяснений, но торжественность момента его сдерживала. Линден видела, как бьется жилка у него на шее, и понимала, каких трудов ему стоит удерживаться от слов, в то время как Инфелис внимательно и изучающе смотрит на Мечтателя.

Мечтатель ответил ей беспомощным, полным надежды взглядом. Все его мощное тело мучительно напряглось в страстном желании говорить снова. Он был похож на слепого, внезапно увидевшего проблеск света.

Но Инфелис недолго изучала его; почти тут же она снова обернулась к капитану.

— Да, конечно, голос твоего брата можно восстановить, — сказала она равнодушно. — Но ты сам не знаешь, о чем просишь. Его немота неотъемлема от Глаза Земли, как день неотъемлем от восхода солнца. Исполнив твою просьбу, мы лишим его возможности видеть невидимое обычным людям. А вот на это мы не имеем права. Мы не можем убить его дар тебе в угоду. И причинять ему вред тоже не в наших принципах.

Глаза Хоннинскрю выкатились из орбит; в нем накопилось столько всего — сочувствие к брату, надежда на его выздоровление и острое разочарование в отказе, — что он никак не мог найти подходящих слов, чтобы убедить, уговорить, умолить чародейку передумать, но холодный взгляд. Инфелис и властное «Я все сказала» остановили его на полуслове.

Искры надежды угасли в глазах Мечтателя и подернулись пеплом смирения. Он пошатнулся и оперся на плечо брата. Но Хоннинскрю даже не поднял головы: он никак не мог примириться с тем, что так долго вынашиваемая мечта, столь светлая надежда уничтожена несколькими короткими словами. Он не пытался скрыть горе, исказившее его мужественное лицо.

Линден вдруг ощутила вспышку гнева. Внешняя доброжелательность элохимов стала казаться ей маской, скрывавшей высокомерие, самонадеянность и безжалостность. Она больше не верила Инфелис. Если эти люди — воплощение Земной Силы, то, как они могут не справиться с таким простым…

Нет. Очень даже могут. Но не хотят.

Теперь Линден уже сама искала взгляда верховной чародейки. Ковенант попытался ей что-то сказать, но она только отмахнулась и, глядя снизу вверх на блистающую каменьями фигуру, отчетливо произнесла:

— Если так, то ты, вероятно, скажешь мне, что с ядом, который медленно убивает Ковенанта, вы тоже ничего не станете делать?

Она ощутила, как стоящие за спиной друзья отпрянули, словно отброшенные ледяным взрывом ее ярости. Но сейчас она была сосредоточена на одном: глядя Инфелис прямо в глаза, высказать ей все и не сдаться, не отступить перед ее показным величием.

— Я не прошу избавить его от проказы — она играет в его жизни особую роль. Но этот яд! Он убивает Ковенанта. Он делает его опасным для самого себя и для окружающих. Хуже уже Лорд Фоул ничего не мог придумать. Так как, ты и мне скажешь, что вы ничего не будете делать?

И вновь в голове начался жуткий перезвон: казалось, колокольчики обиженно и озабоченно о чем-то совещаются. И вдруг!

Она злоупотребляет нашим гостеприимством! - пробренчал один.

У нее есть на то веские причины, - рассыпался серебряной капелью второй. — Да и мы не так уж любезно их встретили.

Наши цели выше, любезностей. Но допустить, чтобы он разрушил Землю, мы не вправе, - хрустально откликнулся третий.