Он удивленно поднял брови, недоумевая, что могло направить ее мысли по такому руслу, но возражать не стал.

— Это трудно объяснить. Думаю, что главное здесь в том, кем ты себя осознаешь: личностью, обладающей сильной волей, возможно, некоторым упрямством и… как бы это сказать точнее? непредсказуемостью поступков, или же ты инструмент, орудие в чужих руках. Инструмент сам по себе ничего не может, и все его действия зависят от умения и целей того, кто им работает. Так что если ты собираешься совершить нечто особое, на что у тебя самого не хватает сил и умения, то инструменты тут тебе не особо помогут. В таком случае приходится привлекать на помощь личность и уповать на то, что ее непредсказуемые поступки послужат достижению и твоей цели тоже. А следовательно, приходится мириться и с тем, что эта личность вовсе не такова, какой бы ты хотел ее видеть. Это палка о двух концах. Создатель хочет остановить Фоула. Фоул хочет разрушить Арку Времени. Но ни один из них не может использовать для этого обычные инструменты, ибо те могут помочь лишь там, на что и так простираются их возможности. Да будь они способны сделать это, не завися ни от кого, они бы давно уже это сделали. Потому-то оба цепляются за нас. И единственная разница в подходах состоит, как я понимаю, в том, что Создатель не манипулирует нами. Он только при случае пользуется шансом, а выбор предоставляет нам. А вот Фоул действует совсем иначе. И как ты думаешь, при таком раскладе много ли нам с тобой остается личной свободы?

— Нет, — призналась Линден, стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре. — Нам ничего не остается. — Ее мучило то, что своими ответами она растравляет его рану, но любовь должна быть предельна откровенна, иначе это не любовь. — Ты единственный обладатель кольца. Так где она, твоя свобода? А после того как ты занял место Джоан… — Она осеклась, сама испугавшись того, чем может закончить эту фразу.

Ковенант понял ее. Непроизнесенные ею слова подтверждали его собственные опасения.

— Я ни в чем не уверен.

И снова он отвел глаза. Но не потому, что избегал ее взгляда, — им овладели воспоминания.

Однако она еще не договорила, и то, к чему она вела, должно было быть высказанным:

— После элохимпира… Когда я попыталась войти в тебя… — Она чувствовала, что слова ускользают, как кусочки рассыпавшейся мозаики, и она не в состоянии сложить ее. Вызвав в памяти случившееся, она с внутренним трепетом, кое-как стала собирать рисунок события воедино. — Это произошло в тот день, когда на корабле обнаружили Финдейла. Тогда я все еще надеялась, что ты сам сможешь восстановиться. Но после того как объявился элохим, уже не могла ждать. Я подумала, что, кроме тебя, никто не сможет разобраться с ним.

Она прикрыла глаза, чтобы не видеть его тревожного взгляда.

— Но я зашла слишком далеко. — Тогда, ослепшая от застившего глаза голодного мрака, она попыталась овладеть его силой. И теперь с новой силой ощутила боль от того, что получилось в результате. Линден заерзала в гамаке, стараясь усесться поудобнее, и, помогая себе руками, попыталась выразить в словах свои тогдашние переживания. — Я была выброшена… Точнее, я сама себя вышвырнула. Я бежала от того, что увидела.

И она описала ему ту страшную жертву Солнечного Яда, того монстра, что был отвратительнее Марида, которого она встретила в пустыне его сознания.

Лицо Ковенанта застыло в маске предельного страха. В глазах боролись ужас и гнев. С неожиданной для себя твердостью и даже жестокостью Линден процедила: