Когда на влажном медленно темнеющем небе показались первые вечерние звезды, Кенет с сожалением разогнулся, отряхнул руки, окинул взглядом политый и прополотый огород и поспешил умываться. Пора ужинать. Есть Кенету не хотелось. Ему вообще не хотелось идти домой. Но пока он не сядет за стол, мачеха не даст ужинать ни Кайрину, ни малышу Бикки. Ничего не поделаешь, придется поторапливаться. Кенет наскоро ополоснулся, натянул рубаху и побежал в дом.

– Ну и где же ты шлялся? – нараспев спросил малыш Бикки, важно заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок и обратно.

– Огород полол, – отрывисто бросил Кенет. Он едва сдержался, чтобы не добавить: «Мог бы мне и помочь. Не такой уж и маленький, шесть годиков стукнуло».

Кенет сел за стол. Широкая столешница была отдраена до желтизны, как всегда в последнее время, как никогда при жизни отца. Кайрин, его сводный брат, неторопливо уселся напротив. Бикки стремглав юркнул на свое место и радостно застучал ложкой по столу.

– Ужинать, ужинать!

Лицо мачехи пошло белыми и красными пятнами. Она выбрала самую большую и красивую миску и протерла ее полотенцем, хотя нужды в этом не было. Потом она зачерпнула из котелка горячей дымящейся похлебки и наполнила ею миску почти до краев. Кенет внутренне напрягся, готовый вскочить, если потребуется.

– Ешь, гаденыш!!!

Мачеха грохнула миской об стол с такой силой, что часть похлебки выплеснулась. По счастью, обжигающее варево не попало Кенету на колени, и вскакивать ему не пришлось.

– Ешь, ешь! Чего уставился? Через два года ты нас всех по миру пустишь. А пока ешь!

Внезапно Кенет понял, что после целого дня тяжелой работы он голоден до головокружения. Похлебка была его любимая, рыбная. Ароматная, густая, подернутая янтарно-золотистым жирком. Рыбу он наловил вчера ночью. Он взялся за ложку, зачерпнул, но проглотить так и не смог. Помедлил, зачерпнул снова – и снова опустил ложку.

– Мама, мама, – капризничал Бикки, – рыбки хочу!

– Нельзя, – отрезала мачеха. – Жареной рыбки мало. Только для твоего брата.

Нечего было и сомневаться, что мачеха имела в виду отнюдь не Кайрина.

Бикки захныкал. Мачеха отвесила ему подзатыльник. Бикки заревел в голос.

– Я не хочу, – с трудом выдавил Кенет.

– Что так? – прищурилась мачеха. – Не по вкусу тебе, богатенькому, наши разносолы?

– Я очень устал сегодня, – глядя в сторону, проговорил Кенет. – Просто кусок в горло не идет.

– А это правильно, правильно, – прошипела мачеха. – Кто же будет на земле работать, как не хозяин?

У Кенета сжалось горло. Не в силах ответить, он украдкой взглянул на Кайрина. Неужели сводный брат, старший товарищ его детских игр, не придет ему на помощь? Обычно Кайрин всегда вступался за него во время вечерних ссор.

– Зачем вы так, матушка? – возразил Кайрин. – Кенет и в самом деле устал. Он ведь не виноват, что я ногу вывихнул и он все один да один.

Кенет хотел было ему напомнить, что ногу Кайрин вывихнул недели две назад, но после того, как тот за него вступился, подобный намек был бы прямой неблагодарностью. Кенет шумно перевел дыхание и уставился на остывающую похлебку.

Лицо мачехи вновь покрылось пятнами, она явно хотела что-то сказать, но смолчала. Бикки, выпросив жареную рыбу, блаженствовал, не встревая в разговор старших, да и сам разговор оборвался. Мачеха и Кайрин доели ужин в угрюмом молчании. Бикки, мурлыча от удовольствия, как котенок, разделывался с рыбой. Даже Кенет смог проглотить несколько ложек похлебки.

Из-за стола он встал последним. Похлебка давно остыла, а доесть ему так и не удалось. Кенет быстро огляделся – не видит ли кто, – взял миску, вышел во двор и вылил похлебку дворовому псу в плошку. За последние месяцы пес разъелся до неузнаваемости, шерсть его стала гладкой и приятно лоснилась.

Так – или почти так с незначительными отступлениями – проходил каждый вечер. С тех самых пор, как отца в лесу задавило насмерть упавшим деревом, и Кенет остался единственным прямым наследником, житья ему в доме не стало. Напрасно он втолковывал мачехе, что и в мыслях никогда не держал захватить все имущество себе. Мачеха будто помешалась. Она все твердила, что через пару лет, когда Кенет станет совершеннолетним и получит право распоряжаться хозяйством, он ее с сыновьями из дома выгонит, что он спит и видит, как бы лишить братьев куска хлеба. Кенет по целым дням не показывался дома, уходя в поле еще до зари, чтоб лишний раз не попадаться мачехе на глаза, – а вечером его встречали попреками: «Ишь как на себя старается, скопидом! Когда отец был жив, небось так не старался!»