— Вы не должны были делать этого. Вы и так могли сказать нам, где Первое Дерево. Вы не должны были одерживать его. И тем более бросать в таком состоянии.

В глазах Чанта сверкнул огонек удовлетворения, и его внутренний колокольчик сыто, одобрительно звякнул.

Но Дафин ответила Линден с глубоким сожалением:

— Солнцемудрая, ты не можешь постичь нашу Чревь, тебе это недоступно. В вашем языке есть слово, близкое по значению, правда, очень ограниченное. Это слово «этика».

Боже правый! Линден чуть не взвилась от возмущения, и ей стоило больших усилий заставить себя молчать.

— Наша власть, — тихо продолжала Дафин, — открывает нам возможности и пути, которые для смертных недостижимы и непостижимы. Выражение одних вы можете видеть лишь частично, а реализация иных просто недоступна вашим органам чувств. В вашем случае мы выбрали решение, которое проведет нас по лезвию между надеждой и опасностью гибели. Если бы мы думали только о себе, то выбрали бы путь великой надежды, но тогда ответственность за его результат полностью легла бы на вас. Мы решили разделить с вами вашу ношу и поставили на карту нашу надежду. Даже более того, то, что для нас дороже всего, — жизнь, смысл жизни. И доверие.

Не все из нас поддерживают это решение. — Ей даже не нужно было указывать на Чанта, который со скучающим видом стоял рядом. — Они считают, что ради вас нам не стоило жертвовать стольким. Но есть наша Чревь. Мы никогда не ставили себе целью причинить кому-либо хоть какой-то вред. Но, не найдя пути абсолютно безопасного, мы выбрали тот, на котором риск и надежда присутствуют в равной мере, и разделили с вами плату за него. Да и как ты, не осознающая важности своих собственных действий, можешь осуждать тех, кто видит дальше тебя? Не наша вина, что Солнцемудрая и Обладатель кольца оказались не одним человеком, а двумя.

«Дьявольщина», — пробормотала Линден. У нее не хватало мужества, чтобы спросить у Дафин, чем же заплатили элохимы за то, чтобы выпотрошить мозги Ковенанта. Она не могла себе представить ничего, что могло быть соразмерным подобному злодеянию. Кроме того, говор колокольчиков подсказывал ей, что от Дафин толкового ответа не добьешься. Хватит тратить силы на пререкания. Все, чего она хочет, это навсегда распрощаться с элохимами и забрать отсюда Ковенанта. Словно в ответ на ее мысли Чант заявил:

— Что говорить о том, что уже прошло? Если бы это зависело от меня, то тебя выгнали бы из Элемеснедена до того, как ты стала распускать свой поганый язык. — Он старался говорить равнодушным тоном, но в глазах сверкало неприкрытое злорадство. — Ну что, твоя гордость позволяет тебе сейчас удалиться или ты хочешь наделать еще глупостей, прежде чем уберешься?

Чант, ты ведешь себя недостойно, - тихонько прозвенели колокольчики Дафин.

Я могу себе это позволить. Они больше не сумеют нам помешать, самодовольно звякнул он.

Линден втянула голову в плечи, словно пытаясь хоть так защититься от непрошенных разговоров в своем сознании. И тут Первая сделала шаг вперед; ее рука небрежно лежала на рукояти палаша. На протяжении всего элохимпира она с трудом сдерживалась, но сейчас ее воинская честь взывала к расплате:

— Элохимы, остался еще один вопрос, на который вы должны ответить.

Линден с удивлением воззрилась на нее. Конечно, им ничего не оставили, кроме груды нерешенных вопросов, но какой именно имела в виду Великанша?

— Не снизойдете ли вы, — осторожно начала она словно прощупывая противника в бою, — до ответа: что с Вейном?

С Вейном?

Линден поежилась. Слишком много всего случилось за короткое время. У нее уже не было ни сил, ни желания узнавать о новом вероломстве. Но выбора не было.

Она окинула взглядом холм, хотя заранее знала, что не увидит на нем черную фигуру юр-вайла. Только сейчас до нее дошло, что Вейна не было и на элохимпире. Она не видела его с той минуты, когда путешественников разделили, чтобы отвести на испытание. Нет. Когда изгнали харучаев. Теперь она поняла причину смутной тревоги, которая не оставляла ее с того момента, как он исчез, просто у нее не было времени, чтобы разобраться в своих чувствах.