Фаворитка гаддхи, увлекая Ковенанта за собой, свернула за угол.

Хлопнула дверь, и раздался топот босых ног, словно кто-то из оставшихся харучаев — Кайл или Кир, — услышав шум падения Бринна, сообразил, что что-то не в порядке, и бросился в погоню.

Каменные стены внезапно превратились в зеркала. Леди прекрасно ориентировалась в этом хрупком лабиринте и все дальше и дальше уводила Ковенанта от его друзей. Харучаи метались в толпе отражений, натыкаясь на стекла, но все было бесполезно: леди Алиф с Ковенантом исчезли в глубинах Удерживающей Пески.

Пройдя между двумя последними зеркалами, они оказались в круглой, похожей на будуар комнате. Свет трех или четырех медных светильников мягко освещал пушистые голубые ковры, манившие ступить на них босой ногой. Тут и там стояли обитые бархатом и шелком диванчики и банкетки. Воздух был насыщен запахом благовоний, а гобелены на стенах изображали более чем откровенные любовные сценки. Лишь два вооруженных хастина у входа слегка нарушали интимность обстановки. Но на Ковенанта они произвели не больше впечатления, чем узоры ажурной металлической спиральной лесенки, устремлявшейся к потолку. Он смотрел на них и ни о чем не думал.

— Ну, наконец-то, — прощебетала леди с легким вздохом облегчения, — наконец-то мы одни.

Она обернулась к нему и облизнула пересохшие губы.

— Томас Ковенант, я сгораю от страсти к тебе. — Ее глаза, подведенные черным, казались неестественно большими. — Я привела тебя сюда не потому, что так хотел кемпер, а потому, что так хочу я. Эта ночь вернет тебе память. Я пробужу в тебе воспоминания о самых смелых твоих снах и воплощу их в жизнь.

Леди Алиф замолчала, ожидая ответа, и, когда его не последовало, даже слегка растерялась. Она с досадой прикусила губу, но тут ее глаза снова полыхнули страстью, и, призывно прошептав: «Смотри же!» — она грациозно отбежала на середину комнаты и начала танцевать, отбивая ритм серебряными бубенчиками браслетов. В каждом ее движении сквозили нега и сладостная боль желания. Она соблазняла его по всем правилам искусства опытной одалиски. Изображая, что от страсти совсем потеряла голову, она в танце то приближалась к нему, то отбегала, то снова приближалась; окутывавшие ее накидки с легким шелестом падали на ковер; руки, лаская, скользили по нежным, как шелк, бедрам, животу, груди, еще больше разжигая огонь желания. Ее маленькие твердые соски были подкрашены кармином и выглядывали из рассыпавшихся по груди золотистых локонов, как маки на пшеничном поле.

Но когда она обвила шею Ковенанта руками, прижалась к нему всем телом и попыталась страстно поцеловать, его губы остались плотно сжатыми. Ему даже не понадобилось повторять свой обычный рефрен: он видел ее, осязал, но она для него не существовала.

Его холодность испугала и насторожила женщину. Она отпрянула и с недоверием спросила:

— Разве ты не хочешь меня? — Она закусила губы, пытаясь это осознать. — Но ты не можешь не желать меня!

В отчаянии она прибегала все к новым и новым попыткам возбудить его, но только лишний раз убеждалась, что ее чары бессильны. Перепробовав все, что она знала и умела, леди Алиф,наконец, призналась себе, что над этим мужчиной она не имеет никакой власти.