И все же память тела хотя и прячется глубже, чем память ума, но восстанавливается быстрее. Тело Кенета хорошо помнило, что такое ежедневный труд, и старые привычки взяли свое. Через несколько дней движения Кенета утратили рваную торопливость. Они стали спокойными, точными и размеренными. Судорожная усталость больше не сводила мышцы в тугие комки боли, и Кенету перестало сниться по ночам, что из него тянут жилы заживо. Он больше не торопился – и все же работал куда быстрее, чем в первые дни. Распорядителю почти не приходилось его подгонять – разве что перед приездом высокого начальства. Но в течение двух дней, предшествовавших визиту начальства, распорядитель подгонял всех без исключения, в том числе и себя. Грядущая инспекция заставила его потерять голову. Он присутствовал при всех работах одновременно и даже сам брался за них: к приезду смотрителей все должно быть в безупречном порядке. Распорядитель словно ополоумел, и это никому не казалось странным. Слишком велика была награда за исправное ведение дорожных работ, слишком сурово наказание за нерадивость.

Привычный ритм работ нарушился. Суета и суматоха сводили на нет все, чего удавалось достичь сверхурочным трудом. Если где-то недоставало пары рабочих рук, никто никого не ждал: кликали кого попало, отрывая от других работ.

– Эй, парень! – окликнули Кенета. – Живо хватай щебенку и тащи к развилке, там она уже вся вышла! Скорей!

Кенет быстро нагрузил тачку и бегом бросился, толкая ее перед собой, к тому месту, где от Главного Каэнского тракта отходила боковая дорога.

Там Кенета уже ждали. Под вопли «Быстрей! Быстрей!» он вывалил щебенку почти на бегу. Поднялось облако слепящей белой каменной пыли. Кенет невольно зажмурился: глаза сразу заслезились. Правой рукой волоча за собой тачку, а левой протирая глаза, Кенет брел почти наугад. Дорожные рабочие с проклятиями на устах едва успевали посторониться: некогда им было замечать молодого остолопа. Кенет уже почти добрался до своего рабочего места, когда прямо перед ним возник какой-то человек. Кенет видел еще не очень хорошо, человека заметил в последнюю минуту и посторониться не успел. Он налетел на него с размаху и лишь тогда понял, что здесь что-то не так: от одежды незнакомца исходил легкий, но несомненный аромат дорогих благовоний.

– Ой! – вскрикнул Кенет и с трудом проморгался.

Да, незнакомец явно не имел ничего общего с дорожными работами. Вид у него был величественный до невозможности – примерно как у Верховного Мага на деревенской лубочной картинке. Сияющая стальная седина окладистой бороды и ниспадающих на плечи волос, ослепительная чистота белого плаща и струящиеся мягкие складки длинных уставных одежд казались неуместными, почти нарочитыми в пыли и суматохе дорожных работ. Кенет застыдился: рядом с незнакомцем он незамедлительно почувствовал себя потным, грязным и неуклюжим. Он опустил взгляд – и заметил, какое громадное пятно он ухитрился посадить на великолепные одежды незнакомца, когда налетел на него.

– П-простите, – только и смог выговорить Кенет.

– За что? – удивился незнакомец. – Ах, вы об этом? Какие, право, пустяки, юноша!

Незнакомец провел рукой над пятном, и оно исчезло. Плащ вновь засверкал девственно-чистой белизной.

– Вот это да! – с облегчением выдохнул Кенет. Невольная оплошность сильно смутила его, и он порадовался, увидев, что ее последствия так легко исправить.

– Мелочь, – пренебрежительно махнул рукой незнакомец, – ерунда. Не понимаю, чему вы удивляетесь. Вы с вашим магическим талантом способны на большее.

Хоть и спешил Кенет, а поневоле остановился.

– Откуда вы взяли, что у меня есть талант? – настороженно спросил он.

– Простите, юноша, – улыбнулся незнакомец, – но я все-таки маг и должен замечать такие вещи. А талант, подобный вашему… да его не только маг моего ранга, его деревенский знахарь не может не заметить.

Кенет глуповато улыбнулся в ответ. Ему и в голову не пришло, что незнакомец прав: иначе отчего бы старый маг прогнал его, не выслушав, а деревенский знахарь обходился с ним как со способным учеником, но не более того? И все же выслушивать комплименты всегда приятно. Или почти всегда. Кенета смущала благодарность, даже им и заслуженная, но иметь дело с лестью ему еще не приходилось, и он не только не мог противостоять ей, но не умел даже распознавать ее.

– А собственно, что мы стоим? – мягким, чуть удивленным голосом произнес маг в сверкающих одеждах. – Давайте присядем.

Он грациозно опустился на громадную сломанную трамбовку, и Кенет невольно последовал его примеру. Он был очарован – не в волшебном смысле этого слова, а в самом бытовом, житейском. Незнакомец не только был похож на мага с лубочной картинки его детства, но и вел себя так, как полагалось бы тому, лубочному, магу – важно, несуетливо, степенно. Когда Кенету только-только сровнялось пять лет, в детских играх он неизменно бывал волшебником и неизменно старался вести себя в этой роли с подобной неторопливой величавостью. Об этих играх он напрочь забыл и ни за что бы не поверил, что манеры незнакомца пробудили где-то в глубинах его сознания память о ярко раскрашенной картинке и его детских попытках важно шествовать по двору, завернувшись в старую нижнюю рубаху отца.