Странный сон сморил не только клан Седого Лиса. Все обитатели Лихих Гор уснули средь белого дня. Сон они увидели один и тот же. Первый свободный сон, ничем не замутненный, не потревоженный. И каждый из спящих знал, что и остальные видят то же, что и он, и слышат такое же повеление. Трудно в одночасье забыть многовековую вражду… ну да с Горами не поспоришь. В Лихие Горы пришел мир.

Видели спящие и того, кто этот мир принес. Сон позволил им узнать о Кенете многое. И откуда он, и кто таков, и то, чего он о себе и сам покуда не знает, и почему говорить ему об этом нельзя. Видели и то, о чем можно сказать: куда и когда должен направить свои стопы Освободивший Сны.

Вот и получилось, что пробудившиеся горцы обращались со своим сыном по хлебу, как и прежде. Хотя каких усилий им стоило сохранить тайну, лучше даже не думать. Кенет об этих усилиях так и не узнал.

Прожил он в клане Седого Лиса долго, несмотря на уставный запрет. Зимой, понятное дело, по снегу недалеко уковыляешь. Но даже по весне Кенету уйти так и не удалось. Сколько уже раз собирался – и словно не пускало что-то, тянуло остаться, властно шептало: «Не время еще». Кенет хорошо помнил, отчего устав запрещает магу, не нашедшему еще места средоточия, подолгу засиживаться на одном месте, и его начала снедать тревога. Ни за что на свете не хотел бы он причинить зло своим сородичам по хлебу, пусть даже и невольно. И так уже из-за него неприятностей случилось за минувшую зиму предостаточно. Все же он смирился: голосу Гор лучше поверить. Деревенский парень Кенет не привык слушаться собственного разумения больше, чем седобородой мудрости старших, хоть и обделен этим самым разумением не был. А что Лихие Горы старше его, сомневаться не приходилось.

Только в самом начале лета Кенет ощутил, что волен уйти из Лихих Гор. Клан Седого Лиса собирал нового сородича по хлебу в путь основательно. На сей раз Кенет не отказывался от даров: мыслимое ли дело, чтобы сын отказался взять с собой в дорогу то, чем его семья оделила? Да и одарили его толково: ни одной лишней, тяжелой или попросту ненужной веши. Потомственные воины, горцы-то знали, какая мука пешему – нести тяжелую кладь. Даже если бы туго набитый кошелек Кенета не остался на каэнском постоялом дворе и юный воин сам покупал бы себе все необходимое, он не смог бы снарядиться в дорогу лучше. Кстати, немного денег ему тоже дали с собой, и вновь Кенет не посмел отказаться: за зиму он хорошо понял и запомнил, как должен вести себя сын по хлебу.

Проводы были недолгими и не особо печальными. Так не прощаются навек с заезжим благодетелем. Так провожают в недальнюю дорогу того, кто скоро вернется. Кенет сказал об этом Толаю, когда кузнец показывал ему короткий и безопасный путь вниз, на равнину.

– А ты и вернешься, – ухмыльнулся Толай.

– Сон тебе был? – с улыбкой предположил Кенет.

– Верно, сынок. Был мне сон. А как же иначе? Ты куда идти собираешься?

– Хотел в столицу, – признался Кенет. – Никто бы не подумал, что я от императорского указа у императора под носом прячусь. Никто бы искать не стал. Да вот что-то не тянет меня в столицу.

– И правильно, что не тянет, – одобрил Толай. – Потому что идти тебе надо не в столицу, а вовсе даже в Имбон.