Размышления о том, что помощи ждать по большому счету не приходится, вовсе не прибавили оптимизма узнику каменного склепа. Сознание юноши как бы разделилось на две части. Одна продолжала надеяться на чудо, другая посредством хитроумных логических доводов пыталась всячески развеять эти и без того иллюзорные надежды.

В конце концов, Феллад не заметил, как заснул. Сон его был сумбурным, абсолютно лишенным смысла и более всего напоминал горячечный бред больного лихорадкой. Он то парил высоко над землей, нырял в облачную муть или взмывал над ослепительно-белой пеленой туч. Затем он погружался в водную толщу, любовался там различными морскими гадами и причудливыми изломами коралловых ветвей. Наконец он ощутил себя зажатым со всех сторон. Его тело было окружено камнем так, что ни вздохнуть, ни шевельнуть пальцем возможности не представлялось. Странно, но, несмотря на свое бедственное положение, он до сих пор был жив и вполне здоров. Поначалу вокруг стояла непроницаемая мгла, затем откуда-то появился слабый свет, и вскоре Феллад как бы со стороны увидел свое тело вмурованным в кусок прозрачного как стекло камня.

«Кажется, что-то подобное когда-то со мной уже происходило, – равнодушно подумал юноша. – Только вот никак не могу вспомнить, когда я ощущал себя мухой в янтаре… Муха в янтаре? Муха в янтаре?!»

Последняя мысль оказалась ключевой. Феллад неожиданно явственно представил свое состояние перед тем, как войти в контакт с мыслящей грибницей, именовавшей себя Протием. Тогда он какое-то время был также слеп, глух и находился в сковывающей движения субстанции.

«Протий! – мысленно позвал он. – Отзовись, гриб, если это ты!»

Но никто на его зов не отреагировал. Вместо этого прямо перед его лицом появились два мрачных сгустка непроницаемой тьмы. И вновь Фелладу показалось, что когда-то он это уже видел. Только вот где и при каких обстоятельствах – он не помнил. Постепенно оба черных, как беззвездная ночь пятна начали трансформироваться и вскоре превратились в пару пронзительных темных глаз и еще через небольшой промежуток времени перед взором Феллада нарисовалась усатая физиономия его бывшего учителя Пархая Лихого.

– Ну здравствуй, мой мальчик, – тихим совершенно бесцветным голосом сказал Пархай. – Несказанно рад очередной встрече с тобой. Чего такой грустный, Фелл?

Юноша попытался ответить, но не смог пошевелить языком. Даже широко распахнутые веки ему не подчинялись, не говоря о конечностях и мимических мышцах лица. Однако чтобы хоть как-то дать понять Пархаю, что тот им услышан, он отчаянно начал водить глазами взад-вперед и вверх-вниз. На его счастье глазные мышцы оказались вполне работоспособны и своеобразное послание достигло цели.

– А, понимаю, – ухмыльнулся Пархай, – ты не можешь разговаривать. По какой-то причине ты оказался внутри этой хрустальной глыбы и теперь считаешь себя ее пленником.

«Ничего себе, считаю себя пленником! – с негодованием подумал юноша. – У старого пердуна либо крыша поехала, либо зрение совсем ослабло, коли он не замечает очевидных фактов. Я вовсе не считаю себя пленником, я и есть пленник, непонятно кем и для чего помещенный в огромный кусок прозрачного минерала».

То ли Пархай Лихой умудрился войти с Фелладом в ментальный контакт и прочитать его мысли, то ли ему что-то подсказало выражение глаз юноши. Тем не менее, он осклабился в саркастической ухмылке, словно нелепое положение его бывшего подопечного было чем-то забавным, достойным столь неадекватной реакции.